15:25

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.
несколько рифм для Маршала




это нечто, знаешь, дремлет в твоей груди,
разминает в пальцах душу, как пластилин.
к горизонту катится солнца латунный диск,
стылый вечер прорастает из-под земли.
это нечто проступает сквозь позвонки,
через кости, кожу, переплетенье вен.
мы не люди больше - выстужены, легки -
пепелинки снега в ржавой густой траве.
мы не люди, но об этом не говорим:
опусти глаза, поглубже уткнись в конспект.
переход, трамваи, цоевский рваный ритм,
нет здесь жизни, но смерти, кажется, тоже нет.
это нечто скоро проснётся, рванёт чеку,
из-под кожи выйдет на скальпельный зимний свет.
не смотри в глаза зеркальному двойнику -
не увидишь, как я оскалюсь тебе в ответ.


@темы: огненный меч по гарду в ножнах моей груди

13:40

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.


Кто бы мог подумать, что так тоже бывает. Что вместе с дурацким, в общем-то, обрядом, с простой переменой цифр в календаре можно заснуть и проснуться кем-то другим. Не "начать новую жизнь в новом году" - выродиться в кого-то, кому твоя старая жизнь уже не подходит. Я не знаю того, что отражается в зеркале. Оно по-другому держит голову, по-другому распахивает глаза. Над его головой раскрывается с резким хлопком - как парашютный купол - бездонное, белое, ледяное январское небо. Небо честнее любых зеркал. И всё становится простым, чётким и ясным. Здесь слишком холодно, слишком непросто выжить для того, чтобы растрачивать себя так, как привыкла - на всё подряд, на весь этот ворох сладчайших цветных иллюзий, изящных кованых снов, хрупких кружевных надежд. Бросай это в снег. Всё бросай - и кружево, и бронзу, и винил, и слоновую кость. Придёт их время когда-нибудь ещё, или не придёт - ты узнаешь только если пройдёшь сквозь эту зиму, из самого сердца её вечного холода. А сделать это можно только налегке. Помнишь? "Собирать вещей не больше, чем входит к тебе в рюкзак, не заводить собак и детей". Всё просто, на самом деле. Бросай серебро и медь, бросай фарфор и шёлк, венок и веретено.
Оставляй железо, только железо здесь сможет тебя спасти.
Я, наверное, больше не сказочник. Или всё-таки сказочник, просто слишком уж недобрый. И если мне открывать границы - что из-за этих границ придёт?
Мои хрупкие мифы, ухмылка-оскал, ветер под перепончатыми крыльями. Я раньше понимала это не так. И была неправа. Мне - не людей защищать от чудовищ.
А ровно наоборот.

@темы: изнанка

11:04

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.


если не суждено - значит, лучше не ворошить,
спички жжешь понапрасну - замёрзнешь один во льдах.
это - злое, колючее - ты называешь "жизнь",
это вечное - снова летит по твоим следам.

ничего не думай хранить, не решай жалеть,
всё людское - бред, назойливый белый шум.
будешь жить хоть тысячу долгих летящих лет,
если не забудешь того, что тебе скажу.

будет ночь - серебро, железо и лунный свет -
выходи под звёзды и в первый садись трамвай.
у того трамвая других остановок нет,
кроме той, с которой видно небесный край.

там, за краем - только льдистый прозрачный свет,
там ты сам - что дух, без имени и лица.
там сидит чудовище - чёрт знает сколько лет,
златоглазый монстр о ста двадцати сердцах.

те, кто правда видел - об этом не говорят,
только я скажу - иди по моим следам,
подойди к чудовищу, встреть его ровный взгляд,
и рукою твёрдой сердце ему отдай.

дальше будет - слаще огня, горячей вина,
перестук копыт, звенящий сухой тростник.
нам с людьми не выйдет любви. и зачем она,
если мы превратимся во что-то получше них?

обернёшься - рассыплешься в пепел, песок, янтарь.
будь смелее - найдётся место на шаг вперёд.
если взял уж железо в руки - тогда ударь,
и беги, вминая прошлое в колкий лёд.


@темы: огненный меч по гарду в ножнах моей груди

21:50

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.


Вынырнула, выдохнула, спаслась. Умница, девочка, молодец. Это такое облегчение, знали бы вы, такое облегчение. Забралась на высокую-высокую гору, уселась на камень, можно теперь просто слушать радиохэдов, ловить рукавами снег, задирать лицо к небу. Это как выбраться наконец-то из плотно сжавшей ряды толпы, перестать толкаться локтями и оттаптывать чужие ноги, оказаться на открытом пространстве. И сделать вдох. И оглядеться, и увидеть всё вокруг таким маленьким и вместе с тем отчётливым на фоне снега и неба, неба и снега.
Так просто всё.
Из ноябрьских сырых туманов - да в кристальную честную ясность. Здравствуй, Декабрь - острые скулы, сбитые костяшки, свитер с высоким горлом. Здравствуй, Декабрь, видишь, я больше тебя не боюсь. Помню твои уроки - открытости, честности, взгляда глаза в глаза, внутреннего огня - и не боюсь. Потому что в кои-то веки - быть может, впервые в жизни - абсолютно готова к ним.
Слышишь? Приходи испытать меня. Я готова.
Я смотрю, как светлеет небо, как становится выше, прозрачней и легче. Если ноябрь - время заглянуть в глаза собственной тьме, то декабрь - время подняться вверх на высоту воронова полёта. И увидеть вообще всё, включая себя самого - маленькую фигурку на снегу. В ноябре не осознаёшь ничего, кроме собственной одинокой неприкаянности. Здесь, отряхивая плечи от снега, понимаешь, что ставить вопрос таким образом просто бессмысленно. Есть ты, есть твой внутренний резерв - горячая, сыплющая искрами жажда дожить до весны - и есть маячок на горизонте, между небом и снегом, между белым и белым.
Я не боюсь ослепнуть и заблудиться, я вижу цель. Не боюсь поскользнуться и остаться лежать в снегу до весны - я твёрдо стою на ногах. И - не боюсь замёрзнуть, я же всё ещё ноябрьский отпрыск, даже теперь.
И мне впервые не страшно без прикрытия из тумана, рваного ветра и вороновых перьев. Совершенно не.

@темы: изнанка

13:20 

Доступ к записи ограничен

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.


Начинаю дышать размеренно, медленно и почти под счёт, Шурф Лонли-Локли был бы очень мной доволен, наверное, не живи он внутри моей головы. Какие-то погодные боги, похоже, всё-таки услышали мои мольбы и растопили свои преждевременные снега, вернув мне назад мой законный чудесный ядовитый ноябрь с его непроницаемыми туманами и хлёстким ветром. Возвращаюсь к своим связистам, мы пьём чай чабрецом и хором поём "Книжных детей" Высоцкого. Не хожу на пары, не ночую дома, не прихожу в себя.
Выдыхаю и вдыхаю ноябрьское небо, неподвижное, гипсовое, в принципе негодное для дыхания небо, и для полётов негодное, пожалуй, хотя прилетающий - каждым поздним туманным утром - к моим окнам ворон со мной не согласился бы. Этот летает, как миленький, выписывает широкие круги над крышами, остаётся сидеть в ветвях мёрзнущего ясеня, демонстративно взмывает в небо, стоит только достаточно пристально на него посмотреть.
Обрывки мутных видений водят хороводы вокруг кровати, чай остывает раньше, чем нальёшь его в чашку.
Из пустоты, из холода, из потерянности растёт что-то с кожистыми крыльями, железное, костяное, когтистое - корми его с рук, будет дивный спутник в каждую из оставшихся ноябрьских ночей. Корми его с рук, ты ведь сам его создал, сам вырастил из собственного сердца, из горечи, тоски и любви. Это всё, что можно создать в сердце у ноября, это всё, что нужно в сердце у ноября - не быть одному, и не быть при этом с людьми.
Вдыхать, выдыхать, растворяться в тумане, смотреть долгие медленные сны.

@темы: изнанка, november

22:59

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.


Мир истончается, заостряется, становится невозможно, сумасшедше чутким. Говоришь ему: "Хочу, чтобы всё перевернулось с ног на голову" - и он сыплет возможность за возможностью раньше, чем ты успеваешь закончить фразу. Мир сыплет снегом - щедро и не жалея - и жмётся к ноге, как бродячий пёс. Это излом ноября, время самой лютой пустоты, пустоты изнутри. Время без времени. Переслушивать весенние песни, чувствовать и осознавать, что прошлое умерло, на самом деле умерло, по-настоящему, так, как всегда хотелось. Так, как никогда не верилось. Нет нужды оборачиваться, смотреть в лицо дурному сну, "власти твоей нет надо мной," - повторять немеющими губами. Потому что и вправду нет больше власти, можно и вовсе не оборачиваться. Зажило, зарубцевалось, ушло под землю, осталось там навсегда, не оставив даже тени желания потанцевать на его могиле напоследок.
Это и есть самый ценный ноябрьский дар. Если тебе только хватает силы быть одному, и, больше того - не хотеть при этом не быть одному - если тебе только хватает мужества посмотреть в лицо самому себе, и увидеть, и остаться с этим жить. Тем, кто умеет жить под этим небом-вообще-без-неба, тем, кто умеет ошеломлённое любование красотой и болью, красотой боли, красотой умирания, красотой отрешённости, тем, кто остаётся с ноябрём в сердце, остаётся в сердце ноября - его лучший дар, его железный нож, который всегда будет под рукой. Обернись, замахнись, режь.
С тех пор, как признаёшься себе в том, что существование суть сплошная боль, становишься таким вот ноябрьским деткой. И не то чтобы перестаёшь её чувствовать, просто принимаешь её ценой жизни, и ценой справедливой. И сам становишься болью, и учишься причинять её - хладнокровно и осознанно. Потому что живым нужно чувствовать боль, чтобы оставаться живыми. Живым нельзя спать так долго и глубоко, только не здесь и сейчас, не в этом выстуженном чумном безвременье.
Ноябрьские детки, нелюбимые пасынки, озлобленные бастарды - острые локти, насмешливо вскинутые брови, холодные ладони.
Мы здесь затем, чтобы делать вам больно.

@темы: изнанка, нечеловеческие танцы, november

01:25

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.
смотрите, какое хорошее.

29.01.2015 в 16:01
Пишет  Rowana:

Я пишу: Isolde, ich bin Soldat,
Завернув в конверт без имен, без дат,
Ведь теперь не важно, кто адресат,
Если время лечит.

Я пишу: Isolde, ich bin fast tot,
Я не тот, кто ждет тебя, но я тот,
Кто смешное имя твое зовет,
Чтобы стало легче.

Я пишу: Isolde, ich bin ganz krank,
По ночам кричу от несчетных ран,
Но когда придет черед умирать,
Даже стон немыслим.

Я пишу: Isolde, ich liebe dich,
И такая горечь сидит в груди,
Что прошу, прошу тебя, уходи,
Не дождавшись писем.

URL записи

@темы: но кто из них шёл по битым стёклам так же грациозно, как ты?

15:04

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.
а за гранью свода небес тикает часовой механизм,
это значит - времени нам в обрез, главное не обернуться вниз.
ритм шестерней и турбин не позволит сбиться во мгле,
если колокол мой упадёт с вершин - схороните его в земле.(с)




Мир в преддверии снега. Чувствую себя героиней "Сибири", свернувшейся в кресле, пока поезд рассекает ледяной воздух, летит вперёд, без намерения когда бы то ни было останавливаться. Снег летит, крылья кружатся, мир вращается всё быстрее.(с) Год начался мельничной "Никогда", впервые по-настоящему полюбившимся высоким зимним небом, а заканчивается - альбомом, окончательно расставившем всё по местам во мне.
Год был - вперёд и вниз, вперёд и вглубь, ни разу не поднимая глаз: перемирие, альянс, осознаваемое одиночество ради обретения внутренней целостности. Практически полностью умершая активность внешняя, превращение в абсолютно замкнутую систему, отсечение и смерть большей части связей, которые после принудительной эвтаназии стали только здоровее. Год постоянного настороженного ожидания, постоянного болезненного поиска, попыток достичь горизонта и переступить через него.
Перегореть, перелинять, уболтать Харона на проездной через Стикс, Ахерон и прочие метафизические речки. Войти в Лету и выйти такой, как была, потому что в воспоминаниях нет и не было настоящей силы - речной песок между пальцев, запах тины, режущие листья осоки, острые, но не способные по-настоящему повредить. Прийти к той ясности, на которую не смела рассчитывать, к такому смирению, в какое не способна была поверить.
Переродилась во что-то злобное и далёкое от человеческого, очень довольна результатом.
Трансформация, конечно, ещё в самом своём начале, поезд и не думал останавливаться.
И я не подумаю.

@темы: изнанка

14:39

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.


так со стоном и грохотом небо летит в тартар оттого, что титан походя шевельнул плечами.
проверяешь себя на способность держать удар - результаты краш-теста предсказанны - и печальны.
замираешь по горло в гремящей сухой траве, запрокинув лицо к переменчивой звёздной бездне.
обнажённый, бессловный, ни будда, ни человек - полый глиняный слепок, и хрупкий, и бесполезный.
недоделанный голем с неровной дырой в груди, дышишь пылью, полынью, порывистым дымным ветром,
знаешь несколько слов: "всё в порядке", "не подходи", да ещё - "убирайся", и в этом же духе где-то.
мир насмешливо щурится, смотрит тебя в прицел, ставит пять к одному, что не выдержишь больше суток.
он не знает, чем точно закончит всё. но в конце тебе встретятся все твои Каины и Иуды.
ты приходишь к титану - подставить ему плечо (вы не братья друг другу, но всё-таки так похожи),
между чаем, анестезией и палачом выбираешь железо - и прячешь его под кожу,
ну а больше совсем ничего не берёшь с собой. горизонт распадается на фонари и строки.
мир смеётся, кивает снайперам (мол: отбой), ты, пожалуй, свободен - до следущего урока.
сны сухи и прозрачны, и губы от них горьки, под ногтями растут полумесяцы колких лезвий.
мир берёт тебя в руки, в любимые ученики.
можешь верить мне: сопротивление бесполезно.

11.11.15.


@темы: огненный меч по гарду в ножнах моей груди

09:43

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.


Утро-утро. Совершенно прекрасный Арбенин в наушниках. В многоэтажке напротив, оказывается, есть наверху что-то вроде узких бойниц, в них прячутся от ветра сизые жирные голуби. Когда высовываешься на улицу из распахнутого окна - распахнутого утра - ветер в первый момент бьёт под дых так, что забываешь, что ты и кто ты, еле удерживаясь от того, чтобы не вывалиться из этого самого окна прямо вместе с утренней чашкой кофе, и лететь, пустым и счастливым, как пластиковый пакет, сухой грабовый листик. Куда-то безумно далеко, до самого тротуара, без права на возвращение.
Люди - дураки, раз так редко высовываются из окон, по правде сказать.
А тем временем времени нет, мы все влипли в это вполне уже ноябрьское, гипсово неподвижное, холодное небо. Курт Кобейн с фотографии на стене ухмыляется оценивающе и понимающе одновременно: ну, а чего ты хотела-то, эй? Не мы такие - жизнь такая.
Мы и живём. Утепляем окна. Смотрим в окна. Высовываемся из них по пояс, рискуя унестись куда-нибудь вместе с ветром в любой момент - пусть только позовёт.
Под "Сэнт-Экзюпери блюз" отлично просыпаться, совершенно прекрасно откидывать одеяло, натягивать рубашку, щуриться в зеркало. И - от винта, друзья и враги мои. Но когда садишься с дымящейся чашкой у пустого окна - Мельницу как-то ненавязчиво сменяет Арбенин, потому что для здесь-и-сейчас ничего лучше придумано не было.
Сами убедитесь.

Cкачать Зимовье Зверей Кентавр бесплатно на pleer.com

Cкачать Зимовье зверей Паводок бесплатно на pleer.com

Cкачать Зимовье Зверей Водолаз-1 бесплатно на pleer.com

@темы: по эту сторону границы, винил и медь

10:46

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.
Сонно, мысли не собираются в кучу. Чтобы справляться с потоком университетских заданий, нужно как-то завязывать со сном вообще. Наверное, так. Чай холодный. Новый альбом ППР. Дирижабли, дирижабли. Какой сегодня день? На каком я свете? Что-то, видимо, пошло не так. Ворох имён и ничего не значащих фактов внутри черепной коробки. Всё никак не призовусь к порядку. И что, чёрт возьми, происходит?
Картиночки-бложики, неконтролируемый и неуправляемый поток чужого самовыражения, самомнения, самолюбования. Интоксикация до полной потери чувствительности. Песенки родом из детства или откуда-то из его окрестностей. Потеря осознанности. Stairway to Heaven, сбоящие наушники в изоленте. Всё, что не убивает меня, делает это исключительно из-за нежелания лишний раз шевелиться. Небо, лужи, воробьи, конспекты, смятое одеяло, бери себя в руки, дочь самурая, собирайся и выходи. Графики и обязательства раздражают, как зудящая над ухом о своих нескончаемых проблемах прилипала-соседка. Необходимость одеваться и куда-то идти - просто за гранью добра и зла. Это, кажется, не рубашка, это отравленный Деянирой хитон. А я ведь не Геракл даже, совсем не Геракл сегодня. То, что происходит - лучше бы происходило не со мной.
Лучше бы нет.

@темы: mama we all go to hell

11:13

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.
А там тем временем наступает самая правильная часть осени, пока я здесь сижу в пледах, микстурах, в обнимку с толстым сборником древнегреческих мифов. Никогда не любила греков, ни древних, ни каких бы то ни было вообще, а тут, видимо, пришло их время.
Три дня не выхожу из дома, на четвёртый вытаскиваю себя из-под крыши силой, и понимаю, что измениться успело всё, просто всё, что вообще могло измениться. Из чинного, морозного и золотого октября в кружевах - во что-то дикое, туманное, пряное, пахнущее хризантемами, гнилью и можжевельником. Бледный тонкий месяц, какие-то ведьминские совершенно клочковатые быстрые тучи. Осень кружит над головой медной стимфалийской птицей, древней, как те греки, что никак не оставят меня в покое. Вот и она не оставляет, роняет на меня свои перья-стрелы, зеленоватые от патины - от времени - но заточенные так же остро, как в первый день создания мира. И от меня ничего не остаётся, совсем ничего не остаётся, воплощённое восхищение, любование, полупрозрачный фантом, почти невидимый в тумане.
Празднуем последние светлые дни. Пьём тыквенный сок, покупаем у уличных торговок умильные букетики хризантем, ходим без шапок.
Скоро изменится вообще всё потому что. Вот вообще всё.
И тогда - не оборачивайся, глупый Орфей, только не оборачивайся. Даже не думай.

@темы: изнанка

11:28 

Доступ к записи ограничен

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

22:52

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.

Download Faun Diese kalte Nacht for free from pleer.com

Из золотистого, лёгкого, как птичье перо, октября - почти в декабрь с его высокими воротниками, тяжёлыми ботинками и окоченевшими пальцами в рукавах. Кожа тонкая и сухая, как лист из старого конспекта, голос становится выстуженней и тише, шелестит, как позёмка, как листья под ногами. Видели первый снег - редкая ледяная крупа вперемешку с косыми, жёсткими и ещё горячими лучами солнца. Миру прибавилось жёсткости и неприкаянности такой осенней, больше никакому другому времени не свойственной. Самое время играть в отчаявшихся поэтов, скитальцев и пьяниц. А я тут "Будденброков" конспектирую, нашла тоже время.
Холода, по правде сказать, давно перестали пугать. Я с некоторых пор - почти специалист, наверное. Запас чая, трав, мёда и лечебных настоек, намертво законопаченное окно, большой шарф, набитая аптечка - и было бы чего бояться. Но в такое время с приходом каждой ночи вспоминаешь, что существует совсем другой холод. Он растёт из тебя, смотрит на мир твоими глазами, укореняется в сердце, тянет щупальца-ветки к поверхности, голодно щерится, воет на ущербную луну и мешает спать. Так и обнаружишь себя под пустым ноябрьским небом, стоящим без шапки и перчаток на заброшенной дороге из ниоткуда в никуда, не помнящим собственного имени, не узнающим собственных следов на подмёрзшей земле, припорошенной первым настоящим снегом. Так обнаружишь себя наконец-то дома, так вспомнишь, что никакого другого дома и не было - кроме этого, серого, стального, выстуженного, горького ноября. Так и будешь шагать по шпалам, мурлыкая под нос монотонную песню, так растворишься в туманной дымке, так перестанешь быть.
Даже когда снова родишься из огня и снега где-то в начале декабря - не перестанешь носить в сердце свой приснившийся дом, свой единственный дом - ниткой в волосах, ноющим кривым рубцом между рёбрами. Но всё это - чуть позже. Пока длится октябрь - как полёт стрелы - быстрый, жестокий и неотменяемый. Пока можно - и нужно - быть живыми, оставлять следы, запрокидывать к небу лицо, чего-то добиваться и на что-то надеяться. Но иметь, конечно, в виду, что тени уже свили гнездо где-то под рёбрами. И почти предвкушать грядущее небытие.



@темы: изнанка, по эту сторону границы, винил и медь, november

01:10

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.
Выходишь в тепло и свет, золото клёнов, сухие дорожки парков. Возвращаешься сквозь шелестящие, ледяные и пронизывающие сумерки. Холод приходит, как приходит удар под лопатку. Вроде и знали, к чему всё идёт, но разве к такому подготовишься? Выныриваешь в лицо ветру, и дыхание перехватывает на целых полторы секунды, стоишь беспомощный, и пустой, и лёгкий, как тот высохший лист. Потом, конечно, запахнёшь тонкий пиджак поплотнее, и пойдёшь, куда шёл, отмечая потихоньку, насколько чеканней и тяжелее стали шаги.
В самом сердце осени живёшь вообще без сердца. Понимаешь вдруг, что у тебя нет даже тебя самого. Только пепел, только песок, только звёздная пыль. Нет ничего, что могло бы придать тебе хоть немного веса, хоть каплю смысла. Делай своё дело, продолжай шагать, намотай поплотнее шарф, следи за дыханием.
"Делай что должно, и будь что будет" - самая рабочая формула в моём здесь-и-сейчас.

@темы: будто бог меня задумывал из железа, а внутри зачем-то - высохшая трава

18:13

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.
Время воскресных походов - долгих, выматывающих и поселяющих внутри такую искрящую, крепкую уверенность в собственном бессмертии, что остаётся только падать в сухую траву и смеяться. Дорожная пыль на кроссовках, расцарапанные руки, влажный от испарины лоб и золотые кленовые листья в волосах. В термосе - чай с лавандой, и никаких планов на будущее. Мы ходили по подвесному мосту, такому узкому, длинному, и шаткому, что ваш покорный пару раз успел распроститься с жизнью. На всякий случай. Мы видели лестницу в небо, кроме шуток, самую настоящую, ту самую, дирижаблевскую stairway to heaven. Она растёт из ниоткуда, прямо из зарослей жухлой колючей травы, её ступеньки разной высоты оббиты железом, и гул от каждого шага разносится на многие мили окрест. У неё нет поручней: на дороге в небо каждый - сам себе опора. А когда добираешься до самого верха, сил тебе хватает только на то, чтобы сделать последний короткий вдох и упасть лицом вниз в океан травы: ещё зелёной, острой осоки, мягкого клевера, тысячелистника, колокольчиков и пижмы.
Мы перебирались через заборы, смотрели на небо через забранные в решётки окошки-бойницы полуразрушенной башенки, устраивали привал вотпрямтам, где это приходило нам в голову, и совершенно не выбирали дороги.
Внутри грудной клетки звеняще и торжественно пусто. Закат - туманный и дымный. Мы никогда не умрём.
Всё так просто, на самом деле.


Cкачать Мы никогда не умрем бесплатно на pleer.com

@темы: по эту сторону границы, винил и медь

17:44

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.
alter Weg, neues Ziel, fallen um zu fliegen,
neuer Tag, alter Krieg, verlieren um zu siegen.(с)



Download Faun Rad for free from pleer.com



если хочешь найти меня - надо бы поспешить,
пока брат наш, октябрь, не успел наточить ножи,
пока можешь найти мой след в межевой траве,
и ни лезвий под ногтем, ни козыря в рукаве.
всё пока ещё честно: осока, ковыль и лён,
и ни масок на лицах, ни горьких чужих имён.
горизонт - бесконечен, хрустален, необозрим,
все дороги в конце непременно приводят в Рим.
если хочешь догнать меня, помни: идёт Самайн,
от беды не спасут ни молитвы, ни талисман.
хризантемный, навязчивый запах, сухой тростник,
имена из оббитых железом старинных книг.

скоро время - скормить своё сердце семи ветрам,
становиться стальнее и больше не ждать утра.
колыбельные петь всем, кто спит в ледяной воде.

и уже не спасти - никого, никому, нигде.

4.10.15.


@темы: надписи на стенах, нечеловеческие танцы, винил и медь

12:01

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.
Если поверить Фраю и принять тот факт, что осенью каждый из ныне живущих, в большей или меньшей степени в этом себе признаваясь, учится умирать - этой осенью я учусь умирать от холода, медленно засыпать, оседая не прелые листья, рассыпаться пеплом и прахом, становиться тенью ветра. И, да - за освоение этой науки я несомненно получу высший балл, корявое "отл" в зачётке ближе к концу ноября, вот увидите.

@темы: изнанка

13:12

то ли мы лётчики, то ли поэты мы.
Господа, я только что нашла человека, который что-то во мне сломал. Я скоро не выдержу, и начну повторять его слова его на каждой стене - маркером, краской, обратным концом ложки по штукатурке - просто от избытка.

"Der Schriftsteller muss dem Haus, an dem alle bauen, den Namen geben. Auch den verschiedenen Räumen. Er muss das Krankenzimmer "Das traurige Zimmer" nennen, die Dachkammer "Das windige" und den Keller "Das düstere". Er darf den Keller nicht "Das schöne Zimmer" nennen.
Wenn man ihm keinen Bleistift gibt, muss er verzweifeln vor Qual. Er muss versuchen, mit dem Löffelstiel an die Wand zu ritzen. Wie im Gefängnis: Dies ist ein hässliches Loch. Wenn er das nicht tut in seiner Not, ist er nicht echt. Man sollte ihn zu den Straßenkehrern schicken.
Wenn man seine Briefe in anderen Häusern liest, muss man wissen: Aha. Ja. So also sind sie in jenem Haus. Es ist egal, ob er groß oder klein schreibt. Aber er muss leserlich schreiben. Er darf in dem Haus die Dachkammer bewohnen. Dort hat man die tollsten Aussichten. Toll, das ist schön und grausig. Es ist einsam da oben. Und es ist da am kältesten und am heißesten.
Wenn der Steinhauer Wilhelm Schröder den Schriftsteller in der Dachkammer besucht, kann ihm womöglich schwindelig werden. Darauf darf der Schriftsteller keine Rücksicht nehmen. Herr Schröder muss sich an die Höhe gewöhnen. Sie wird ihm guttun.
Nachts darf der Schriftsteller die Sterne bekucken. Aber wehe ihm, wenn er nicht fühlt, dass sein Haus in Gefahr ist. Dann muss er posaunen, bis ihm die Lungen platzen! "

Wolfgang Borchert

Перевод, который почти так же хорош

@темы: цитатник, но кто из них шёл по битым стёклам так же грациозно, как ты?, все ангелы говорят по-немецки