Сентябрь получился о том же, о чём - отчасти - рефреном пели крымские горы: нет ничего абсолютно надёжного, всё - сыпучка, непрочные корни и хрупкие стебли, всё ползёт под пальцами; если рвётся, где тонко, то мир истончился весь. Чем надёжней кажется - казалась - опора, тем вернее она рассыпется в пыль при ближайшем рассмотрении. И ты смотришь на это - уже не в шоке - в немом восхищении: нет ничего красивее армагеддона. Кто-то внутри твоей головы решает, что чем хуже, тем лучше. Беги, Лола, беги. Verberge, dass du sterblich bist.
Заметки в телефоне полны сентябрём: его коронованностью, избыточностью, напоённостью солнцем. В соседнем дворе низко склоняются к земле ветки яблонь. На самой окраине города, воскресным полднем - ни души, рядом с автобусной остановкой живёт старый, в рыжих подпалинах, пёс, он обнюхивает тебе пальцы, прежде чем благосклонно улечься рядом, скрашивая минуты ожидания. Ты рассеянно гладишь его крутой лоб, чешешь холку, принюхиваясь к ветру. Ветер пахнет дымом, пронизан солнцем. Можно выбегать за яблоками и сидром в одной футболке. Клумбы во дворе - неухоженные заросли шиповника, флоксы, хризантемы, буйные какие-то заросли - такие же избыточные, как сам сентябрь, как поток событий твоей сорвавшейся с поводка жизни. В плеере - вечное лето, на ладонях - мозоли после скалодрома, в чае - крымская мята.
На автомате ты дерзаешь и можешь то, о чём раньше не думал, всё складывается, на посторонний взгляд - складывается на удивление легко и гладко.
Если в дивной этой картине - интересная работа, любимый университет, чудесные друзья - чего и не хватает, так это себя самого. И тут - по меткому выражению чудесной  Weirdin - нет даже чёткой уверенности, кого это - себя. Ты здесь присутствуешь фрагментарно. Синяя корочка студенческого в кармане. Край плаща. Мел на манжетах, перочинный нож и обезбаливающее - в сумке. Хватаешься за поручень. Рассеянно улыбаешься новой ученической группе. Наматываешь шарф на шею.
Летишь куда-то семимильными шагами, решаешь и устраиваешь наилучшим образом.
А внутри опоры осыпаются, осыпаются.
И такие оттуда, с места внутренних метафизических боёв, приходят сводки, что хочется обрезать все провода и оставить это без связи с собой вообще. Чтобы всё - здесь, сейчас, воздух запах зимой, в наушниках "Список кораблей", все твои опоры - ты сам.
А какая-то часть меня - единственный вот момент, где чувствуется честным использовать первое лицо - сидит на поросшем тёрном холме, вырезает себе дудочку из тростника, щурит золотые змеиные глаза и наблюдает. С улыбкой, безмятежно. Потому что вот это всё - водоворот, движение, смерч, ни одной свободной строки в органайзере; и вот это вот всё - промёрзшая пустошь, свищущие дыры в груди, winter is coming - и то, и другое так завораживающе прекрасно, так своевременно и закономерно, что - только восхититься можно.
Цена высока, но доспех того стоит, верно?