Прекрасный, мороковый, ветреный апрель - треплет полы пальто, путает волосы, и в голове сразу начинают стучать эти мелкие молоточки: it's adventure time. Пакуй рюкзак, меняй струны, включай Lifehouse в плеере - чтобы всё как тем давним железным летом: хрустальной, ледяной чистоты утро, дорога в университет и "Everything" в наушниках; те моменты были - твой абсолют, ты не повторишь их, но можешь пройти где-то по краю, задеть локтем, почти на излёте - и всё в тебе задохнётся от тоски по прошлому, прекрасному именно тем, что его не переиграешь и не повторишь.
Вечный апрель - ноздри раздуваются от запаха прелых листьев и молодой травы, земли и дыма. Закрываешь глаза, выдыхаешь и вспоминаешь, что такое смирение, очищенное от религиозных удушающих ассоциаций - это про такой основополагающий принцип, такой способ жить жизнь: когда осознаёшь себя, как сумму полученного опыта, а опыт перестаёшь оценивать по шкале "хорошо-плохо", только по шкале "помогает-мешает расти". Нащупываешь эту точку равновесия внутри, внутренне улыбаешься - и становишься потрясающе невыносим, потому что неубиваем. Поцелуй, затрещина, протянутая над обрывом рука - всё одно. Всё - жизнь, осязаемая, здесь-и-сейчас, ранящая, комком стоящая в горле, по-птичьи полётно лёгкая, твоя. Жаль, такие моменты исчезающе редко ловятся. Но насколько же это лучше, чем ничего.
Шаг за шагом отвоёвываешь у окружающих тебя(и прекрасных, бесконечно прекрасных) людей право быть. Неудобным, усталым, саркастичным, неловким, смеющимся невпопад, наступающим на собственные шнурки и не попадающим в ноты, растущим и меняющимся. Не таким, каким тебя однажды запомнили и вписали в свою картину мира. Быть живым. Удивительно, как трудно это себе позволить, как неподъёмна сама мысль об этом: ты имеешь безусловное право быть, любое твоё проявление в мир - законно, твоя свобода - законна, пока не мешает свободе других. Ты - да, можешь. С восторгом пересказывать последнюю прочитанную книгу по теории перевода, не интересную никому, кроме тебя самого; анализировать Борхерта; гулять без шапки; копаться в грамматике иврита и вешать портрет Бен-Иегуды над кроватью; быть филологической девочкой, говорить "отнюдь", "увы" и "извольте", и быть при этом вполне в состоянии забить гвоздь или прошагать сто километров с рюкзаком на плечах; знакомиться с бездомными котами; читать наизусть Лорку и сочинять миры; тысячу раз ставить на повтор stairway to heaven и писать сколько угодно плохих стихов. Всё, что ты любишь - это ты, всё, чем ты являешься - уже есть, уже существует - и имеет на это право.
На первых курсах университета мечталось о сверхлюдях, рыцарях без страха и упрёка с хризантемами в петлицах и томиком Кафки под мышкой. Теперь мечтается только про долгий одиночный поход и небо, полное звёзд, а от людей - если всё же дойдёт до людей - хочется только принятия. Будь каким хочешь, только позволь мне быть тоже. Не ограничивай меня, не определяй, не говори, что мне свойственно, а что нет, что моё, и что моим быть не должно. Я не прошу тащить меня на руках через эту пропасть - только не толкать меня, пока я над ней балансирую.
Пахнет дымом - и в дорогу хочется так, что горло перехватывает.