so do the right thing -
cut the rope and let me fall.(c)




Люди вроде меня довольно много умеют всякого: видеть в людях хорошее, читать Борхерта в оригинале, подставлять плечо, уходить по-английски, делать самые абсурдные вещи в попытках поберечь чужое сердце; ставить палатку, поливать кактусы, кормить по часам чужих рыжих котов, помогать с домашними заданиями, отбирать тяжёлые сумки и чинить сломавшиеся картины мира.
В противовес всем этим дивным дарам подобным мне альтруистически-эгоистическим замкнутым чудищам, одержимым их мифом, даётся проклятие, сводящее на нет всё или почти всё, безнадёжное, временами не оставляющее - или почти не оставляющее - никаких шансов на выживание.
Мы не умеем просить о помощи, вообще никакой, всё, что серьёзнее открытой двери и заброшенного на третью полку поезда чемодана - это за гранью добра и зла. Я знаю три языка и всегда считала вербальное выражение мыслей моей сильной стороной, но ни на одном из языков не могу произнести "мне плохо" так, чтобы не почувствовать во всей остроте, насколько это неуместно, глупо и дёшево. Насколько никому не нужно - даже когда на словах очень даже нужно - как всё это приковывает тебя бесконечно тяжёлыми цепями к тем, кто становится свидетелем твоей слабости - раз и навсегда, без исключений, без шансов.
Сколько ни изображаю из себя старого хтонического ящера с бронебойной чешуёй - не получается чисто; не выходит так, чтобы от первой и последней ноты можно было сказать, что - да, верю - и чтобы режиссёр этого безудержно скучного артхауса встал и зааплодировал моей игре. Потому что, видите ли, у меня смеют случаться плохие дни. Потому что дома холодно, потому что ночь предстоит бессонная, потому что болит горло и некому даже пожаловаться - не то что сгонять за микстурой.
Прискорбно то, что вообще-то очень даже есть кому. Но мы у нас - хтонь бессловесная - а люди вокруг не слишком ориентируются в наших тонких душевных порывах. И не должны.
И вот ты стоишь такой в белом пальто. Еле стоишь, надо сказать, покачиваясь и хватаясь за поручни. Весь такой красивый, в глазах вся боль этого мира, всем телом олицетворяя несломленную гордость - и непременно с надменной усмешкой на губах. Обветренных, ага. А вокруг тебя - неплотным кольцом - энное количество по-своему чудесных, живых людей, которые весьма тебя, ящера бессердечного, ценят, и давно готовы подхватить под белы рученьки, замотать в одеяло и отобрать плеер с Радиохэд на вечном повторе. Но ты же, тварь такая, не дашься.
Умрёшь, а не дашься.
И кому от этого хорошо?