Путаюсь в собственных снах, планах на завтра и тетрадных листках; тетрадные листки по всему столу - английские времена, немецкие эссе, анализы борхертовских текстов, планы уроков, конспекты по риторике, что-то, что вообще невозможно идентифицировать. Путаюсь в том, что и кому обещала, что и о ком думаю, что и кого хочу видеть в собственной жизни. Соседка по комнате с неделю назад разбила зеркало - три почти одинаковых обломка и тысяча мелких осколков - и я больше не могу смотреть на себя со стороны. Менее осознанно я ещё не жила, наверное. Поможет мне с этим дневник? Или я просто получаю эстетическое удовольствие, сливая сюда кардиограммы собственных несвязных строчек? Даже этот простой вопрос слишком сложен для анализа здесь и сейчас. Путаю причину и следствие, путаюсь в собственных мотивах - перерубила бы этот узел, но нет никакого узла, только бесконечно перепутанные тонкие нити, которые невозможно упорядочить, но и выпутаться из них нет шансов.
Выдыхаю, делаю шаг в сторону, не закрываю глаз. Говорю себе: "Смотри внимательно. Это и есть ты. Всё, что ты есть."
Соседка бьёт зеркала и сыплет слишком много гвоздики в чай, кажется, комната пропахла этой гвоздикой, и я вместе с ней. "Forever angel" в наушниках на повторе. Уже потрёпанная зачётка в рюкзаке скрывает колоночку беглых записей, подписанных вольных. На улице самая правильная зима за последние страшно-сказать-сколько лет. Сегодня гуляли после зачёта под снегопадом. Потом, на чердаке Политеха, отмечали позывной брата. Чаепитие в стиле "сам-найди-себе-кружку-и-отмой-её-если-сможешь", печеньки, улетающие со стола раньше, чем появились там, ленивые переругивания с помощью телеграфного ключа - технари придают моей скучной жизни ламповости и безумия одновременно.
Снег всё не перестаёт быть, город из-за него становится каким-то болезненно даже прекрасным. Ходишь, земли под собой не чувствуя, дышишь размеренно в аккуратно намотанный шарф. Забываешь перчатки и шапку, потом ещё забываешь, где их забыл. Впервые, дурак такой, понимаешь, насколько всё это прекрасно.