Тишина, тишина и мягкость во всём: мир укрывает снег. Покой нарушает только свисток закипающего чайника. Горячий пар, клубящийся над чашкой пахнет ромашкой и мятой, пахнет летом, его солнечным безвременьем. Здесь - время спать, свернувшись в клубок под пледом. Здесь нет мира, кроме тебя и твоего дома, в котором всегда тепло и никуда не нужно спешить. Но это закончится очень и очень скоро.
Слушаю песни из одного давнего лета, того, где июнь, билеты по филологии, пустая прохладная библиотека, последние маршрутки, цветы, "Дом, в котором" и дурацкие стихи, и ещё более дурацкая убеждённость в том, что сильнее уже не зацепит, больнее уже не станет, важнее уже не найдётся. Ну да. Это было начало эпохи, прекраснейшей, надо сказать, эпохи. А теперь сценарий медленно, но верно, приближается к её окончанию, горизонт стал ближе, мы почти что вычерпали этот океан своими дырявыми столовыми ложками - для того только, чтобы увидеть, что не так уж он и велик. Всё не так уж долго. Не так уж страшно. Какие-то полтора года - и конец, самый настоящий, самое серьёзное "прощай" из всех, ещё только предстоящее "прощай". И жду его, и боюсь.
Уехать из этого города - да, да, и тысячу раз да, потому что если не сразу, значит - никак, так уж я по-дурацки устроена.
Подготовиться бы к предстоящему одиночеству. Раздать долги. Запомнить всё, что стоит запомнить, сказать всё, что необходимо сказать. Какое оно всё-таки быстрое, это моё время. Недоплетённый венок из сонетов, остывший чай, наушник с барахлящим контактом. Всё как тогда, и не так, как тогда. Всё повторяется, всё - триггер для этой животной тоски, вечного дежавю. Всё как я не хотела, всё как я люблю.
Никогда не умела подводить итогов, да и пока ещё объективно рано бросаться с головой в рефлексию, но всё же, всё же, всё же.
Я очень хочу, чтобы всё поскорее закончилось. Я тогда смогу с чистой совестью, отчаянно и беззаветно всю жизнь оглядываться и скучать.